Европейская социал-демократия

Европейская социал-демократия

10

Оглавление:

Введение

1. Европейская социал-демократия: грядущие потрясения или новые горизонты

· Эволюция социальной базы

· Исчезают ли социальные противоречия?

· Городская деревня и "новый национальный вопрос"

· Социал-демократия и государственные институты

· Глубинные факторы устойчивости социал-демократии.

2. Британские лейбористы: пути трансформации

3. Германская социал-демократия: "традиционалисты" против "модернизаторов"

4. ФСП: политика реформирования

5. "Третий путь" Европы

Заключение

Список используемой литературы

Приложение

Введение

Социал-демократия зародилась более 100 лет назад.

Сегодня социал-демократия -- самое влиятельное политическое течение в западном мире, В одних странах (их число колеблется от 20 до 30 в зависимости от политической конъюнктуры) социалисты и социал-демократы возглавляют правительства или входят в состав коалиционных кабинетов, в других -- играют ведущую роль в парламентской оппозиции. За эти партии во всем мире голосуют, по разным подсчетам, от 120 до 150 млн. избирателей. В ведущее международное объединение социал-демократов -- Социалистический Интернационал -- входят (на правах полноправных или ассоциированных членов) 89 партий и организаций, в рядах которых состоит свыше 17 млн. человек.

Неуклонно расширяются географические границы деятельности партий, ориентирующихся на социал-демократические ценности и идеалы. К традиционным бастионам социал-демократизма (Австрия, Германия, Скандинавские страны, Великобритания, Франция, Бельгия) в последние два десятилетия добавились новые очаги достаточно устойчивого социал-демократического влияния, причем как в Европе (Испания, Португалия, Греция), так и далеко за ее пределами (Австралия, Новая Зеландия, Венесуэла, Канада, Сенегал и др.). Примечательно и то, что после крушения на рубеже 1989-- 1994 гг. тоталитарных и авторитарных режимов в странах Восточной Европы и в России также началось распространение социал-демократических идей, конституировались многочисленные партии и движения, которые ассоциируют себя с международной социал-демократией и берут на вооружение ее ценностные установки.

Что делает социал-демократию весьма актуальным и интересной темой для написания курсовой работы. Цель моей работы является всестороннее изучение современной Западной социал-демократии.

Основные задачи курсовой работы:

1. Изучение позиций, ценностей и установок социал-демократии.

2. Знакомство с социал-демократическими партиями ведущих Европейских стран их программами и лидерами.

3. Определение этапов развития социал-демократии.

4. Рассмотрение проблем современной социал-демократии и пути их решения.

Между тем конец прошлого и начало нового столетия (и, одновременно, тысячелетия) поставили перед социал-демократией ряд принципиально новых проблем, касающихся как сути, так и форм организации общественных отношений. Это, в свою очередь, потребовало дополнительного осмысления произошедших перемен и выработки аргументированных решений.

Большинство этих проблем обусловлено процессом глобализации, тесно увязанным с очередным витком технологической революции и протекающим в условиях, когда в мире доминируют неолиберальные установки.

Каковы же эти новые (или получившие новое выражение) проблемы, от решения которых зависят и формирующийся облик человеческого сообщества и его будущее? Кратко сформулировав, их можно изложить следующим образом:

1. Ограниченность естественных ресурсов и ставшая очевидной уязвимость окружающей среды придали особую значимость рациональному подходу к отношениям человека и природы, и прежде всего к формам и масштабам производства и потребления, т.е. основам существования человеческого сообщества. Такой подход не может быть реализован на базе чисто стихийного развития.

2. Возникла насущная необходимость придать глобализации важных форм человеческой деятельности такой характер, который бы, не подрывая экономических отношений и не перекрывая потоки информации, в то же время не размывал цивилизационную идентичность, сложившиеся устои жизни и суверенные права народов.

3. Резкое возрастание численности субъектов международных отношений при наличии крайне разрушительных средств массового уничтожения потребовало координации, а в ряде случаев и прямого регулирования процессов, вышедших на надгосударственный уровень. Соответственно, возникла нужда в международных институтах, как и в упорядочении отношений между ними и страновыми государственными системами.

4. Обострение ряда старых и появление новых социальных противоречий потребовало нетривиальных подходов к прежним и вновь возникающим проблемам общественного развития.

По всему этому кругу вопросов в научных и политических кругах идут споры. Не миновали они и социал-демократию, ибо затронули наиболее болезненные для нее точки. В этой связи предпринимаются попытки найти убедительные ответы на некоторые наиболее животрепещущие вопросы.

Во-первых, действительно ли назрела необходимость пересмотреть не только периферийные, но и отдельные базовые ценности, которые господствовали до сих пор в левом спектре?

Во-вторых, как должны соотноситься новые взгляды с традиционным подходом социал-демократов к проблемам общественного устройства?

В-третьих, возможно ли вообще нормальное функционирование общественного организма, если в результате эволюции левых, в том числе социал-демократических ценностей исчезнет элемент альтернативности в представлениях о путях дальнейшего развития общества?

Судя по литературе, рецептов предлагается множество. Однако представляется, что пока ясного ответа на поставленные вопросы не найдено. Дискуссии продолжаются. И от их исхода, а также от воплощения полученных результатов в практику, будет зависеть многое, в том числе дальнейшая судьба социал-демократии.

Историография

Тема курсовой работы затрагивает современное время, поэтому более новое пособие имеет большую ценность. В приведенных в методических указаниях большая часть литературы устарела и не отвечает требованиям, поэтому для данной курсовой работы пришлось использовать все средства информации в том числе Интернет.

Краткие биографии исторических личностей, а также их портреты были взяты из книги «Лидеры современной социал-демократии». В книге собраны краткие биографии большинства лидеров социал-демократии по всему миру, а так же их жизненный путь и немного из истории их партий. К сожалению, дата издания 1991 год в этой книге нет ряда современных лидеров конца 90-х. Поэтому биографии нескольких исторических личностей пришлось взять из Интернет.

В работе кандидата исторических наук С.В. Ястржембского рассматривается процесс адаптации социал-демократического движения к современным реалиям и вызовам. Раскрывается взгляды социал-демократии ее вклад в закрепление позитивных тенденций в мире, поиск решения глобальных мировых проблем. Однако данная литература устарела, год издания 1991, и не может быть основой нашей курсовой работы.

История создания и развития СДПГ были взяты с сайтов: http. // www. spd.de .

Подборка и перевод статьей и речей участников мировой социал-демократии собраны в книге «Социал-демократия в Европе на пороге 21 века», где четко прослеживается идеи авторов на проблемы социал-демократии. Так же приводится исследование партий социал-демократического толка в современной России.

Исследованию побед и поражений современной социал-демократии посвящена статья Громыко Алексей Андреевич, кандидат политических наук. Автор исследует феномен глобализации, и ответа на него мировой социал-демократии. Полезна данная статья актуальностью исследуемых проблем.

Однако основной интерес представляет статья Галкина Александра Абрамовича - доктора исторических наук, профессора. Эта публикация была издана 2001 и имеет некоторые преимущества перед другими публикациями этой же темы. Прежде всего, сразу бросается в глаза степень проработанности и детальности данной публикации. В этом труде исследуется будущее, прошлое и настоящее современной социал-демократии. Этот труд берется мною за основу.

1. Европейская социал-демократия: грядущие потрясения или новые горизонты

Чтобы правильно оценить причины и возможные последствия новых проблем, от решения которых в решающей степени зависят не только нынешние позиции европейской социал-демократии, но и ее будущее как влиятельной политической силы, важно уяснить их содержание и формы.

Эволюция социальной базы

Исторически социал-демократия возникла и приобрела политический вес как представитель и защитник интересов индустриального отряда наемных работников, сложившегося в процессе бурного промышленного роста в ряде стран Западной Европы в середине и второй половине 20 века. Хотя у истоков этих партий стояли, как правило, теоретики-интеллектуалы, именно индустриальные рабочие и выходцы из этой среды формировали костяк партийного актива, образовывали основную массу членского состава, а затем, по мере демократизации избирательного права - и электората. Одну из главных опор социал-демократических партий составляли в то время профессиональные союзы. Более того, некоторые из партий прямо выросли из профсоюзного движения.

Первоначально молодая социал-демократия делала основной упор на решение острых проблем трудовых отношений. Однако по мере накопления практического опыта в ее деятельности стали преобладать политические аспекты, поскольку стало очевидным, что коренное решение этих, как и остальных социальных проблем требует усилий на политическом уровне.

Предполагалось, что дальнейшее промышленное развитие будет сопровождаться непрерывным возрастанием численности индустриального отряда наемных работников, что превратит их в конечном счете в большинство самодеятельного населения. В результате социал-демократия, опираясь на это большинство, сумеет овладеть рычагами власти и, используя их, добиться желательных социальных и политических преобразований.

Вскоре, однако, стало очевидным, что расчеты на непрерывный рост отряда индустриальных рабочих не учитывают реальных сложностей и противоречий экономического развития. Уже к началу 20 века возрастание численности индустриальных рабочих замедлилось, а к середине столетия в отдельных странах началось ее прямое сокращение. При этом, чем выше был уровень экономического развитая, тем заметнее уменьшался удельный вес индустриальных рабочих.

При этом доля работников наемного труда продолжала расти. Однако происходило это за счет других отрядов: наемных работников так называемой третичной сферы (торговли, транспорта, связи, сферы производственных и бытовых услуг), представителей массовых интеллектуальных профессий, государственных и производственных служащих ( так называемых "белых воротничков") и т.д.

Серьезные изменения в структуре занятости и трудовых отношений поставили перед социал-демократическими партиями экономически развитых стран (а именно там они и составляли важную общественную силу) крайне серьезную и болезненную дилемму: либо смириться с перспективой пребывания в роли вечного политического меньшинства, способного лишь предлагать, но не осуществлять решение назревших экономических и социальных проблем, либо обеспечить существенное расширение свой электоральной базы. В конечном счете, большинство социал-демократических партий развитых стран, не без колебаний, одни раньше, другие позже, встали на второй путь.

Теоретически этот выбор обосновывался по-разному. В одних случаях, необходимостью представлять и защищать экономические и социальные интересы не только индустриальных рабочих, но и всех социально ущемленных общественных групп - вне зависимости от профессии, сферы деятельности и типа трудовых отношений. В других - сближением интересов основной массы населения в результате улучшения условий ее существования, приведшего к возникновению доминирующего в обществе среднего класса, для которого внутренняя дифференциация не имеет сколько-нибудь существенного значения. В третьих - целесообразностью перехода от идеологического к прагматическому видению проблем, то есть к концентрации внимания и реальных усилий на решении конкретных частных проблем, возникающих в жизни общества и затрагивающих интересы больших или меньших групп населения.

Осуществление новой тактики увенчался в конечном итоге успехом, хотя не таким полным, на который рассчитывали ее наиболее ревностные поклонники. Большинству социал-демократических партий экономически развитых стран удалось, не оттолкнув от себя большинства традиционного электората, расширить влияние на часть новых отрядов работников наемного труда и массовые слои интеллигенции. В то же время широкомасштабный прорыв в ряды избирателей правых и центристских партий удался лишь частично, а часть протестного электората начала отдавать предпочтение правым радикалам.

В результате в большинстве стран Европы электорат разделился примерно пополам. И перевес социал-демократов или их конкурентов справа обычно зависит сейчас от колебаний небольшой части так называемых "кочующих" избирателей с размытыми политическими предпочтениями. Пока, в первые годы нового века в большинстве развитых стран Европы некоторый перевес остается у социал-демократов. Вместе с тем нельзя исключать, что при определенных обстоятельствах, в частности, неблагоприятном развитии экономической конъюнктуры ситуация может измениться.

Однако главная проблема для социал-демократического движения состоит не в этом. Постепенно ориентация на максимальное расширение электоральной базы за счет различных групп интересов привел к размыванию типа и содержания политического противостояния. Различия между партиями социал-демократического направления и расположенными в центре и на правом фланге партийно-политической структуры становились все менее заметными. Соответственно, начала исчезать идентичность социал-демократического подхода к общественным явлениям и типу общественного развития.

В сознании избирателей стало складываться впечатление, что политическое противостояние - включая избирательный процесс - это всего лишь конкурентная борьба различных элитных групп за право находиться у руля власти. Результатом этого явилось:

- Ослабление интереса значительной часть дееспособного населения к политическим событиям, политической деятельности и прежде всего - к избирательному процессу, как таковому.

- Резкое падение значения программных установок и возрастание роли чисто личностных характеристик конкурентов за поддержку избирателей.

- Возросшая податливость избирательного корпуса технологии манипулятивного воздействия.

-Реальная опасность потери социал-демократическими партиями поддержки все более заметной части традиционного электората.

- Усиление внутри социал-демократии расхождений между течениями, ориентирующимися на различные группа интересов, образующих ее электорат.

- Появление левее социал-демократии свободной политической ниши, создающей условия для возникновения и утверждения новых левых политических партий, способных стать серьезными конкурентами для социал-демократических партий.

Игнорирование этих явлений чревато для социал-демократии серьезными негативными последствиями.

Исчезают ли социальные противоречия?

Среди части теоретиков, в том числе близких социал-демократии, бытует представление, согласно которому, по мере поступательного развития общества, социальные противоречия ослабевают, сходя постепенно на нет.

Отсюда постоянное падение их значения как фактора общественного развития.

Между тем опыт последних десятилетий подтверждает, что подобная долговременная тенденция не фиксируется ни в зоне так называемого "золотого миллиарда". ни в странах с переходной экономикой, ни, тем более, в регионах отставшего и догоняющего развития. Гораздо больше оснований утверждать, что человечеству приходится иметь дело с иным - с крайне неустойчивым состоянием, при котором, под влиянием совокупности конъюнктурно обусловленных обстоятельств, происходят постоянные колебания.

В результате периоды обострения социальных противоречий сменяются более или менее протяженными стадиями их ослабления, и наоборот. Одновременно преобразовываются и формы социальной напряженности. Поэтому на каждом новом этапе перед каждой политической силой, обладающей развитым чувством самосохранения, а следовательно, и перед социал-демократией, вновь и вновь встает задача, во-первых, реально оценить остроту противоречий и, во-вторых, найти эффективные средства их смягчения или снятия, употребляя известное гегелевское выражение.

Такая задача особенно остро стоит сегодня. И потому, что нынешние изменения в формах реализации социальных противоречий исключительно велики, можно даже сказать - уникальны, и потому, что в современном сложно структурированном обществе переход таких противоречий в радикальную фазу чревато несравнимо более разрушительными последствиями, чем когда-либо прежде. Для социал-демократии, находящейся у руля власти во многих странах Европы, решение этой задачи особенно сложно, ибо в любом из вариантов больно задевает интересы различных составных частей ее социальной базы.

Сложность ситуации обостряется тем, что многие противоречия, с которыми приходится иметь дело политическим силам, находящимся у власти, протекают в планетарных масштабах.

Один, наиболее существенный из них, непосредственно связан с социальной составляющей набирающего все большую силу технологического взрыва. Анализу этого взрыва и его последствий посвящено бесчисленное количество работ. При этом достигнуты существенные результаты. В то же время трудно отделаться от впечатления, что в большинстве случаев в центре интереса исследователей находятся преимущественно технико-экономические проблемы, рассматриваемые с инструменталисткой точки зрения. Гораздо меньше внимания обращается на то, что воздействие происходящего на общественную жизнь реализуется не непосредственно, но, прежде всего, через сознание и поведение социальных общностей. Между тем игнорирование этого обстоятельства искажает картину, придает анализу обезличенный, а, следовательно, и асоциальный характер, и тем самым не только не помогает решению практических проблем, встающих перед человечеством, но, напротив, делает их более конфликтными и взрывчатыми. Среди наиболее важных социальных последствий технологического взрыва следует, прежде всего, назвать явление, именуемое последние годы кризисом занятости.

Первые признаки этого кризиса стали заметны еще во второй половине 70-х годов. В отличие от предыдущих лет, для которых было характерно интенсивное расширение объема используемого живого труда (в связи с чем в ряде промышленно развитых стран возник его дефицит, покрывавшийся широкомасштабным импортом зарубежной рабочей силы), прирост численности рабочих мест начал замедляться. В отдельных развитых странах наметилось даже абсолютное сокращение объема занятости.

Анализ ситуации, проведенный в то время, показал, что главной причиной происходящего было широкое внедрение в производство трудосберегающей техники и технологии. Разумеется, такое внедрение осуществлялось и ранее. Однако прежде оно было менее интенсивным, имело частичный характер и компенсировалось, с одной стороны, высокими темпами общеэкономического развития, а с другой - быстрым расширением сферы промышленных и личных услуг.

Во второй половине 70-х годов ситуация стала меняться. Масштабы внедрения технологических новшеств заметно расширились, а воздействие компенсирующих факторов ослабло. Соответственно, динамика занятости начала во все большей степени определяться масштабами внедрения новой технологии и техники. Поскольку они были велики, а приток новой рабочей силы на рынки труда, в немалой степени благодаря массовому включению в производственный процесс женщин, оставался достаточно мощным, в ряде стран с высоко развитым народным хозяйством (прежде всего в Западной Европе) наметился рост безработицы.

Развитие процесса происходило нелинейно, рывками. Это в значительной степени было обусловлено тем, что стимулы к широкомасштабному внедрению достижений технологического взрыва обычно резко усиливаются во времена спада и заметно ослабевают в годы высокой конъюнктуры.

На практике все это выглядело следующим образом. При экономическом спаде, в связи с сокращением объема производства происходил сброс ставшей излишней рабочей силы. Одновременно под воздействием обострившейся конкуренции интенсивно обновлялась техника, внедрялись новые трудосберегающие технологии. Когда наступала фаза подъема, возросший объем продукции выпускался на базе обновленного производства с меньшей затратой живого труда. Изгнанная рабочая сила обратно не возвращалась.

Иными словами, система работала по схеме насоса. Выброс, холостой ход и снова выброс. Статистика занятости в большинстве промышленно развитых стран Европы в 70-80-е годы убедительно иллюстрирует работу этого насоса. До рецессии 1974/1975 годов сколько-нибудь заметной безработицы в этих странах не отмечалось. В 1972 году она составляла в ФРГ 1,1% , во Франции - 1,7%, в Испании - 2,5%, в Италии - 3,7%. в Великобритании - 3,8% экономически активного населения. После этой рецессии, в 1976 году соответствующие показатели выглядели следующим образом: ФРГ - 4,6%. Франция - 4,4%., Испания 5,1%, Италия -3,7%, Великобритания 5,7%.

Затем наступила рецессия 1980/82 годов. Насос произвел очередной качек и безработица поднялась еще на одну ступень. В 1983 году положение с занятостью характеризовалось такими данными: ФРГ - 9,1%, Франция - 8,6%, Испания - 16,7%, Италия - 9,9%, Великобритания 11,7%.

На протяжении последующих десяти лет рост безработицы в странах с высоко развитой экономикой затормозился. В отдельных странах она даже существенно сократилась. На это работал ряд весомых обстоятельств, в первую очередь продолжительная высокая конъюнктура со стертыми экономическими циклами, обусловленная расширением емкости внутренних и мирового рынков. Объем рабочей силы, оказавшейся вне производства, оставался достаточно заметным. Однако количество производимого продукта позволяло обеспечивать ей необходимый уровень выживания. Казалось, что кризис занятости, как острая социальная проблема, грозящая подорвать стабильность набирающего очки благополучного общества западного типа, потеряла актуальность.

Однако к середине 90-х гг. кризис занятости приобрел дополнительную динамику. Кроме нараставшей тенденции к экономии живого труда, обусловленной технологическом взрывом, на положении с занятостью в промышленно развитых странах стал сказываться еще один, на этот раз внешний фактор.

Разрыв в условиях существования населения развитых и отставших в развитии стран, приобретший со временем трудно обозримые масштабы, вызвал к жизни мощные миграционные потоки. Дополнительно нарастанию этих потоков способствовало широкое распространение информации, проникшей в самые глухие уголки мира и создавшей у сотен миллионов людей, живущих в районах перманентного бедствия, впечатление, будто в экономически развитых странах им могут быть обеспечены благожелательный прием и безбедное существование. Свою роль в подпитывании возникших потоков сыграли участившиеся этнические и конфессиональные конфликты в различных регионах, а также кризисная ситуация на постсоветском пространства и в ряде государств Восточной и Центральной Европы.

Сузившиеся рынки труда оказались в состоянии лишь частично поглотить прибывающие из-за рубежа потоки новой рабочей силы. Вместе с тем готовность иммигрантов, особенно нелегальных, на менее благоприятные условия оплаты труда, чем те, которые были установлены для местной рабочей силы, понижала ее конкурентоспособность. В отдельных секторах народного хозяйства вытеснение местных работников иммигрантами стало приобретать заметные масштабы.

Экономически развитые страны, в том числе те, у власти в которых находятся социал-демократы, всячески пытаются сейчас преградить путь миграционным потокам, ожесточая иммиграционное законодательство и принимая жесткие меры в отношении нелегальных поселенцев. Однако, насколько можно судить, эффект от этих усилий не очень заметен.

Более того, исходя из перспектив развития, можно утверждать, что в ближайшие десятилетия такие потоки приобретут дополнительную силу. И это - в условиях, когда технологический взрыв, не смягчаемый привходящими обстоятельствами, будет еще интенсивнее выталкивать рабочую силу из производственного процесса, в том числе из сферы услуг и духовного производства. Сложность ситуации дополнительно возрастает в связи с тем, что названные выше факторы, обостряющие кризис занятости, представляют собой лишь первые отзвуки грозы, которая надвигается на систему занятости под воздействием расширения Европейского Союза и наступления нового этапа глобализации мирохозяйственных связей.

Для социал-демократии стран Европы это создает целый комплекс крайне сложных проблем. Исторически она, за некоторыми исключениями, всегда выступала и воспринималась как интернационалистская сила, считалась прочным оплотом против шовинизма и расизма. Массовый приток иностранной рабочей силы, успешно конкурирующей с местным трудовым населением, сделал эту позицию политически уязвимой.

Изменение прежних позиций в национальном вопросе способно лишить социал-демократию значительной части ее идентичности. С другой стороны, сохранение этих позиций может иметь (а в ряде случаев уже имеет) результатом отход значительной части социал-демократического электората к шовинистически ориентированным политическим силам.

Вместе с тем потоки иммигрантов из бедных в богатые страны, о которых шла речь выше, при всем их значении, не идут ни в какое сравнение с другими последствиями для системы занятости, которые вытекают из набирающей силу либерализации международных торговых, производственных и финансовых связей.

Реализация принципа экономических отношений без барьеров, приносившая на протяжении многих десятилетий огромные выгоды экономически развитым странам, последние годы внезапно обернулась для них лицом Медузы. Повышение стоимости, а, следовательно, и цены рабочей силы, бывшее результатом острого противоборства социальных контрагентов, продолжавшегося на протяжении многих десятилетий, ослабило конкурентоспособность производимых там товаров. Их начали все активнее вытеснять изделия, произведенные в государствах с традиционно дешевой рабочей силой.

Первоначально от этого страдали по преимуществу маргинальные производства. Тогда с подобным неудобством худо-бедно мирились. Ведь выгоды от либерализированных экономических связей были большими, чем потери.

Однако в 90-х гг. прошлого века ситуация качественно изменилась. Индустриализация ряда прежде слаборазвитых стран сделала объектом острой конкуренции изделия, составляющие стержень современного производства: транспортное машиностроение, судостроение, электронику. В результате под вопросом оказалось экономическое благополучие считавшихся наиболее процветающими государств.

Вопрос о конкурентоспособности внутреннего производства приобрел в этих условиях жизненно важное значение. Местный капитал стал все активнее перемещаться в государства с дешевой рабочей силой. Инвестиции в экономику своих стран начали заметно сокращаться. Уменьшение численности рабочих мест под влиянием новых технологий, и так достаточно интенсивное, получило сильнейший дополнительный стимул.

Соответственно, на повестку дня вновь встала крупнейшая социальная проблема. Можно ли повысить конкурентоспособность, не посягая при этом на стоимость рабочей силы и тем самым на исторически утвердившийся уровень и образ жизни населения? Как это скажется на дальнейших перспективах экономического и общественного развития? Не будет ли связанная с этим потеря ставшей привычной общественной стабильности слишком высокой платой за незначительные результаты? Особенно болезненно эта проблема встала перед социал-демократами.

Делать вид, что проблемы ослабления конкурентоспособности товаров, производимых в странах с высокой стоимостью рабочей силы и развитой социальной инфраструктурой, не существует, ныне уже невозможно. Перекочевав из специализированных изданий на страницы массовой печати, проблема приобрела острый общеполитический характер.

Поиски ответа на нее, которые ведутся как в научных, так и политических кругах, в том числе близких социал-демократии, существенных результатов пока не дали. Теоретически существуют три способа минимизации негативных воздействий интенсивной миграции капитала на конкурентоспособность стран с высокими социальными расходами.

Первый - ограничить степень открытости по отношению к остальному миру и тем самым защитить внутренний рынок. В нынешних условиях это практически невозможно, ибо экономика большинства развитых государств в значительной степени ориентирована на внешние рынки. Любые препятствия на пути свободного передвижения товаропотоков обернулись бы для них потерями, которые бы во много раз превзошли возможные выгоды от протекционистской политики.

Второй - осуществить глубокую структурную перестройку производства на новейшей технологической базе, в результате чего недостаточно конкурентоспособные стоимостные характеристики производимых товаров полностью компенсировались бы высокими качественными характеристиками, новизной и уникальностью. Очевидно, что данный способ не сулит быстрой отдачи. Кроме того, движение по этому пути потребует масштабной мобилизации сил и средств.

Третий способ - искусственно снизить цену рабочей силы и все социальные расходы, необходимые для ее обслуживания. Нетрудно представить себе, как будет реагировать на такие действия подавляющая часть общества.

Из сказанного следует, что простого решения названной проблемы не существует. Оно может быть достигнуто лишь в результате сложного маневрирования на стыке подходов. Поскольку различные социальные группы заинтересованы в разных способах минимизации угрозы, нависшей над конкурентоспособностью производственных структур, решения по этому вопросу будут, по всей вероятности, приниматься в процессе острого социального противоборства. Вопрос лишь в том, какую позицию займет в этом противоборстве социал-демократические партии.

Тем временем к концу 90-х гг. 20 в. кризис занятости вернул себе место главной социальной проблемы в основных промышленно развитых странах Европы. В этих условиях общественные и политические силы большинства европейских государств, и в первую очередь социал-демократы, оказались перед необходимостью безотлагательно найти ответ на три кардинальных вопроса.

Первый - можно ли рассчитывать на то, что растущие иммиграционные потоки, усилившееся вытеснение живого труда, ослабление конкурентоспособности товаров в экономически развитых странах и бегство капитала в регионы с более дешевой рабочей силой будут заторможены благодаря воздействию объективных обстоятельств или комплексу мер, предпринимаемых заинтересованными правительствами? Второй - если нет, то как решить проблему растущего объема излишней рабочей силы, не подрывая ни общественной стабильности, ни экономической устойчивости? Третий - возможно ли в этих условиях сохранение уже существующих жизненных стандартов?

Одно из возможных направлений поиска - предлагаемое некоторыми социал-демократическими партиями более рациональное и справедливое распределение наличествующего объема труда путем сокращения продолжительности рабочей недели. Определенные усилия в этой области делаются.

Однако им препятствует углубляющаяся коллизия социальных интересов: между группами, отстаивающими и отрицающими необходимость широкомасштабного перераспределения внутреннего валового продукта, между работодателями и наемными работниками, между имеющими постоянное рабочее место, уверенными в его сохранении, и потерявшими работу или стоящими перед такой перспективой. И эти коллизии чреваты крайне неприятными последствиями.

Вытеснение из производственного процесса заметной части работоспособного населения явление болезненное. Так было в прошлом, так обстоит дело и сейчас - несмотря на ряд социальных прокладок, смягчающих положение лиц, лишившихся работы.

Болезненность ситуации усугубляют качественные сдвиги в составе безработных. Прежде их основная часть состояла из людей старших возрастов, ограниченной трудоспособности, низкой или полностью устаревшей квалификации, не способных или не желающих переучиваться. Сравнительно велик был среди них удельный вес деклассированных элементов.

Нынешняя безработица распространяется и на рабочую силу совсем иного типа. Это, с одной стороны, молодежь со сравнительно высоким уровнем образования, не получившая возможности включиться в производственный процесс после окончания учебы, а с другой - полуквалифицированные и квалифицированные рабочие массовых профессий, потребность в которых быстро сокращается.

В отличие от безработных старого типа категории, названные выше, характеризуются развитой структурой потребностей, высоким уровнем социальных ожиданий и общественной активности. Ситуация, в которой они оказались, воспринимается ими особенно тяжело еще и потому, что пребывание без работы, в отличие от прежних времен, когда оно имело временный, краткосрочный характер, приобретает ныне устойчивые формы.

Известно, что даже недолгое пребывание здоровых, трудоспособных людей вне трудового процесса глубоко деформирует их психику. Теряется чувство самоуважения, общественной значимости, ослабевают социально-психологические связи с окружением и обществом в целом, возрастает чувство отчужденности, нередко сопровождаемой повышенной агрессивностью.

С особой силой сказывается это на молодежи, только вступающей в самостоятельную жизнь. Не имея возможности включиться в производство, самоутвердиться в жизни, не завершив своей социализации, она оказывается перед лицом тяжелых испытаний.

Социальные проблемы, в том числе в острой форме, затрагивают и экономически активное население, не вытесненное из производственного процесса. Наряду с прежними, традиционными узлами противоречий, существовавшими в этой группе и определявшими ее отношения с другими социальными группами, возникли, по меньшей мере, два новых: между традиционным (преимущественно простым) и модифицированным современным (сложным) трудом в одном случае, и между старыми и новыми индустриальными районами - в другом.

Важнейшее значение с точки зрения социальных отношений приобрело также глубокое качественное изменение роли труда в системе общественного производства. Нередко, говоря о таком изменении, сводят дело к повышению уровня образования производителей материального и духовного продукта или к возрастанию доли интеллектуального и квазиинтеллектуального труда и их превалированию над трудом физическим. Эта констатация уже давно стала общим местом.

Однако существенно более важным представляется то, что нынешний технологический взрыв в корне меняет сложившееся соотношение между тремя основными факторами производства: природными ресурсами, овеществленным и живым трудом - в пользу последнего.

Во многих экономических моделях живой труд по привычке все еще рассматривается как второстепенный, подчиненный, инертный фактор, который можно вывести за скобки, не подвергая искажению конечные аналитические результаты. Игнорируется то обстоятельство, что, чем выше технологический уровень производства, чем "постиндустриальнее" ступень, на которой находится данная общность, тем бережнее надлежит обходиться с носителями живого труда, тем больше инвестиции, которые необходимо в них вкладывать.

Подобные инвестиции, как свидетельствует опыт, не могут быть сведены к вложениям в такие общепризнанные сферы как образование, здравоохранение, а также в структуры, обеспечивающие возможность саморазвития и профессионального совершенствования. Требуется гораздо большее: создание и поддержание инфраструктуры культурного общения, гарантии стабильности положения, признание общественной значимости трудового вклада и обеспечение его адекватной компенсации. И это далеко не благотворительность. По своей перспективной эффективности такие инвестиции превосходят любые другие капиталовложения.

Важно также то, что эта объективная потребность во все большей степени становится феноменом общественного сознания. В рамках общества, выходящего (или уже вышедшего) на высокий уровень технологического и, соответственно, экономического развития, возникает ориентация не на прошлый или уже достигнутый уровень существования, но на тот, который диктуется новой структурой потребностей современной рабочей силы.

Тем анахроничнее выглядит позиция, согласно которой ключ к преодолению трудностей, обусловленных падением конкурентоспособности рабочей силы в странах с высокоразвитым народным хозяйством - в экономии на ее цене.

Критические соображения, высказываемые в этой связи, исходят в большинстве случаев из опасения, что такая экономия может вызвать острое сопротивление затронутых ею социальных групп, негативно сказаться на расстановке политических сил, подорвать общественную стабильность. Такие опасения имеют основания, и ход событий в ряде стран Западной Европы полностью подтверждает их.

Однако с точки зрения дальней перспективы опасности экономии на цене рабочей силы гораздо серьезнее. Потребность общества во все более качественном живом труде, очевидно, будет нарастать. Одновременно будет расти и необходимость в соответствующем объеме инвестиций. Тот, кто своевременно и, более того, с опережением не ответит на эту необходимость реальными действиями, обречет свое общество на прогрессирующее отставание от остального мира. Мнимая экономия сегодняшнего дня обернется мультиплицированными потерями.

В социал-демократическом движении понимают связанные с этим опасности гораздо лучше, чем в партиях, находящихся правее от него. Однако делается в этом отношении недопустимо мало.

Городская деревня и "новый национальный вопрос"

Важнейшим социальным феноменом 20 века, изменившим лицо многих европейских стран, особенно позже вступивших на путь промышленного развития, явилась урбанизация. Ее результатом стало массовое переселение сельского населения в города, возникновение многочисленных индустриальных агломераций и мегаполисов, сложная и противоречивая адаптация сельского населения и жителей малых городов к новому, специфическому образу жизни.

Смена индустриального типа развития на постиндустриальный, технологический взрыв, опережающее совершенствование информационных технологий породили надежды на то, что период массовой урбанизации и прогрессирующей концентрации людей в мегаполисах завершится сравнительно быстро.

В подтверждение приводились следующие аргументы: новая технология не требует массовой концентрации людей, современные средства связи в полной мере обеспечивают технологические и иные деловые контакты на любом расстоянии, новые совершенные транспортные средства дают возможность поддержания межличностных контактов вне зависимости от места проживания, жизнь за пределами крупных агломераций обеспечивает ныне не меньший, а больший уровень комфорта и т.д.

С ослаблением процесса урбанизации связывались также надежды на оздоровление образа жизни городского населения, на преодоление таких трагических спутников скученности множества людей как высокая преступность, наркомания и т.д.

Подтвердил ли реальный ход событий эти расчеты? Да, но в не очень значительной степени. В зоне высокого экономического развития наметилась тенденция к замедлению роста крупных городов и мегаполисов. В отдельных случаях произошло сокращение численности их населения. Наиболее состоятельные граждане покинули густо населенные городские агломерации и переселились в более или менее отдаленные пригороды. Однако если брать проблему в целом, то следует констатировать: сколько-нибудь коренного поворота все же не произошло.

Урбанизация человеческого сообщества продолжается, и мегаполисы не только не исчезают, но и возникают вновь. Единственное, что можно пока отметить - это превращение крупнейших городов из центров концентрации богатства в центры аккумуляции нищеты.

Сравнительно новым феноменом, порожденным урбанизацией, стало в свое время возникновение так называемых городских деревень. Их появление связано с тем, что выходцы из сельской местности, с трудом адаптируясь к городской жизни, повсеместно проявляли стремление к сохранению территориальных связей: концентрировались в рамках города в одних и тех же районах, сохраняли прежние социальные связи, формы обращения, типы поведения.

В результате складывался своеобразный смешанный тип сознания, при котором внешние формы городского поведения сосуществовали с традиционными сельскими системами ценностей и социально-политическими предпочтениями.

Поскольку село в большинстве европейских стран традиционно враждебно "городским новациям", возможности левых, в том числе социал-демократов, завоевать позиции в этой среде, были связаны с серьезными трудностями. В результате некоторые города, издавна считавшиеся оплотом левых, приобрели консервативную политическую окраску.

Теперь же специфическую форму городских деревень, значение которых со временем уменьшилось, образуют городские национальные анклавы. Эмигранты некоренных национальностей также селятся вместе внутри городских агломерации, создавая тем самым закрытые этнические общины.

Во многом они похожи на городские деревни, однако степень отчуждения этих общин от обычной городской жизни гораздо сильнее, адаптация к внешней среде происходит значительно медленнее, а политические предпочтения лишь в слабой степени связаны со страной пребывания. Нередко возникновение городских этнических общих стимулирует межнациональные конфликты, создавая дополнительные проблемы, как для социал-демократии, так и для общества в целом.

Если в отношении городских деревень можно было надеяться на их постепенную интеграцию в местное общество, то на нечто подобное с этническими анклавами рассчитывать не приходится. Напротив, по мере возрастания интенсивности эмиграции их роль будет неизбежно возрастать, создавая социал-демократии все новые проблемы.

Социал-демократия и государственные институты

Еще на раннем этапе становления социал-демократии борьба, которую она вела за улучшение условий существования наемной рабочей силы, предполагавшее, в частности, четкое законодательное оформление различных сторон акта купли-продажи рабочей силы, побудило значительную часть ее сторонников признать отрицаемую прежде позитивную роль государственных институтов.

Этому же способствовало стремление преодолеть негативное воздействие на экономическое развитие и социальные отношения хаотических рыночных отношений, свойственных раннему капитализму. В результате во влиятельных социал-демократических кругах стало созревать принципиально положительное отношение к государству, как инструменту реализации намеченных целей.

Это отношение еще больше укрепилось благодаря возросшему значению структурно-преобразующей функции государственных институтов. По мере развития индустриальных и тем более постиндустриальных производственных отношений происходит диверсификация общественных институтов, превращающая их в крайне сложную, многократно эшелонированную систему.

Между тем существует закономерность, согласно которой, чем сложнее система, разнообразнее составляющие ее элементы, вариативны образованные ими структуры, тем сильнее должны быть сцепляющие силы, а следовательно, и импульсы, предохраняющие ее от разрушения. В общественных системах эта закономерность проявляется в растущей потребности в общей воле, в интенсивных межличностных и межгрупповых связях, основанных как на рациональных, так и на эмоциональных началах. Из этого естественно вытекает, что, по мере дальнейшего усложнения структур, образующих систему человеческого общежития, возрастают (и будут возрастать впредь) объективные причины, поддерживающие и стимулирующие интерес к управленческим функциям государственных институтов.

Особенно остро эта проблема встала в 20 веке. Его первые две трети были отмечены бурным ростом влияния государства. Распространившись на разные сферы общественной жизни, оно было поддержано не только левыми, в том числе социал-демократическими партиями, но и другими влиятельными общественными силами.

Ситуация изменилась лишь в последней трети века. Масштабы влияния государства в странах высокого промышленного развития оказались большими, чем требовала реальная обстановка. При этом с особой силой проявились издержки всевластия государственных институтов - окостенение управленческих механизмов, падение эффективности их решений, чиновничье своеволие и бюрократизм. Свою лепту в дискредитацию практики этатизма внесло поражение, которое потерпела сложившаяся в СССР и в ряде других стран централизованная патерналистско-бюрократическая система управления.

В этих обстоятельствах либеральные и консервативные силы резко переменили прежнюю ориентацию, образовав, наряду с частью левых, ядро активных противников государственного вмешательства, особенно в сферу экономики. На позициях защиты регулирующей роли государства (если не считать маргинальные группы правых радикалов), по сути дела, осталась лишь та часть левых, которая сохранила позитивное отношение к государству не только как гаранту стабильности общественных отношений, но и как главному инструменту назревших преобразований в соответствии с меняющейся обстановкой. Однако и в их рядах - под воздействием дискредитации практики государственного регулирования - появились неуверенность и колебания.

В результате ориентация на расширение функций государства перестала считаться одной из отличительных черт сторонников социал-демократии (или, по крайней мере, их большинства). Обычно значение государственных институтов, как инструмента позитивного общественного развития, продолжает признаваться. Однако, наряду с этим, безоговорочная поддержка экспансии государства сменилась поиском оптимального соотношения государственных и общественных институтов.

Важную социальную составляющую, таящую в себе серьезные опасности для социал-демократии, образуют сложные взаимоотношения между отдельными государствами и мировым сообществом.

В процессе глобализации экономических отношений выкристаллизовалась точка зрения, предполагающая неизбежность сокращения функций и даже отмирания национального государства. Эта точка зрения нашла широкое распространение и среди части социал-демократических функционеров. В действительности же на нынешнем этапе речь может идти лишь о возможной перспективе преобразования отдельных функций государства. Некоторые из них будут постепенно переходить к наднациональным институтам. Другие не только сохранят, но даже увеличат прежнее значение. Могут возникнуть и новые функции национальных государств, о которых пока приходится говорить только предположительно.

Это в полной степени относится и к экономике, структурные преобразования в которой практически немыслимы без государственного вмешательства. Но в еще большей степени от правильного функционирования государственных институтов зависит социальная сфера.

Сейчас ее положение весьма уязвимо. Все социальное законодательство, как и вся социальная инфраструктура, завязаны на институты государств. Последние же, во все большей степени теряя контроль над торговыми, производственными и финансовыми процессами, оказываются не в состоянии реализовать свои функции по социальной защите населения.

Возникает опасность, что на одном из не столь далеких этапах глобализации мировой экономики разветвленная система социальной защиты, являющаяся результатом многолетней борьбы наемных работников и других граждан экономически развитых стран, окажется погребенной под развалинами. Предотвратить это в состоянии лишь создание надгосударственных структур глобальной социальной защиты. Однако на этом пути неизбежно возникнут (а в какой-то степени уже возникают) дополнительные узлы социальных противоречий.

Ослабление таких противоречий и, соответственно, снятие социальной напряженности происходит обычно трояким образом: в одних случаях - в результате осознания правящей элитой необходимости широкомасштабного маневра, связанного с реальными уступками большинству общества, в других - путем достижения компромисса между противостоящими друг другу партнерами, в третьих - в итоге силовой конфронтации. Во всех трех случаях характер принимаемых решений определяется реальным соотношением общественных сил.

Последние годы это соотношение претерпело ряд заметных изменений, затрудняющих реализацию требований, отражающих интересы непривилегированных социальных групп, а также стратегические интересы общества в целом.

Окончание "холодной войны", явившееся выдающимся позитивным событием конца 20 века, ликвидировав угрозу существованию человечества, одновременно сняло с повестки дня проблему соперничества конкурирующих общественных систем в социальной области. Исчезновение конкурента привело к ужесточению позиций правящих кругов в экономически развитых странах по отношению к большинству собственного общества.

Естественно, что это ужесточение не абсолютно и варьируется в зависимости от конкретных обстоятельств. Однако, в отличие от прежних десятилетий, превентивные акции в социальной области, имеющие целью своевременно ослабить накопившиеся социальные противоречия, стали ныне скорее исключением, чем правилом. Жестче стала позиция власть имущих на переговорах с социальными партнерами. Позиции правящих классов укрепились также в результате их возросшей сплоченности и организованности на базе прогрессирующей интеграции и глобализации, прежде всего в экономической области.

Напротив, степень сплоченности и организованности непривилегированных групп населения в истекшее десятилетие в ряде случаев пошла на убыль, главным образом в результате краха этатистско-бюрократической системы в бывшем Советском Союзе и в ряде стран Центральной и Восточной Европы, а также обусловленной им дискредитации социалистической идеи.

Если нынешнее соотношение сил между социальными партнерами не изменится, то замедленное (а то и вообще минимизированное) решение как новых, так и обострившихся старых узлов социальных противоречий может привести к их преодолению (или иллюзии преодоления) самым болезненным для общества конфронтационным путем. Как поступить в этом случае, европейская социал-демократия, насколько можно судить, пока не решила.

Глубинные факторы устойчивости социал-демократии.

При всей сложности новых проблем, перед которыми оказалась сейчас европейская социал-демократия, существуют влиятельные факторы, позволяющие ей с оптимизмом смотреть в будущее.

Человеческому сознанию свойственно стремление к такой организации общежития и к такому образу жизни, которые в гораздо большей степени, чем реально существующие, отвечали бы интересам и потребностям личности. На уровне обыденного сознания такое стремление реализуется в виде мечты о лучшей жизни, о лучшем будущем, если не для себя лично, то, по меньшей мере, для потомков. Левые ценности, с которыми обычно ассоциируется социал-демократия, представляют собой своеобразную форму реакции на это стремление, его конкретизацию в виде системы конкретных целей и предположительных способов их достижения. В этом смысле они выполняют функции, аналогичные тем, которые свойственны религиозным системам - за тем исключением, что не относят реализацию целей за пределы земного существования человека.

Из сказанного неизбежно следует, что отправить подобные ценности в небытие попросту невозможно. Они вечны настолько, насколько можно считать вечным человеческое сообщество. Конечно, в зависимости от изменения представления людей о лучшем, должном и идеальном содержание ценностей подвергается модификации. Однако их главный стержень сохраняет свои основные параметры. Пока социал-демократия в принципе отвечает этим потребностям, ее перспективы, несмотря на все колебания, остаются устойчивыми.

Еще один долговременный фактор - социальная дифференциация человеческого общества. На протяжении всей письменной истории она оставалась его константной характеристикой. В разное время, на различных этапах общественного развития подобная дифференциация приобретала своеобразные очертания, была то большей, то меньшей. Варьировалось также соотношение социальных групп, расположенных на различных этажах общественной пирамиды.

Однако всегда сохранялась массовая категория населения, чаще всего составлявшая его большинство, условия существования которой было значительно хуже, чем уровень жизни, принятый и устоявшийся в данном обществе. Воспринимая свое положение как бесправное и униженное, эта категория обычно испытывала острую потребность в альтернативных формах общественной организации, при которых неравноправие и социальная ущемленность были бы сведены до минимума, и, в идеальном варианте, ликвидированы. Для нее левые ценности, отождествляемые многими с социал-демократией, это, прежде всего конкретная программа социальных действий, улучшающее условия труда и качество жизни.

Отсюда особая важность системы ценностей, на которую опиралась и намерена опираться впредь европейская социал-демократия.

Разумеется, теоретические конструкции, как и любые иные, являясь детьми своего времени, переживают свой цикл жизни и время от времени требуют ремонта, обновления, а в случае необходимости - и коренной перестройки. С этой точки зрения то, что происходит ныне с теоретическими позициями социал-демократии, не представляет собой ничего чрезвычайного.

Сейчас среди социал-демократических теоретиков наиболее популярны два основные подхода к назревшей модификации прежней системы ценностей.

Первый исходит из того, что основная причина ряда серьезных неудач левых в недавнем прошлом состоит в необоснованном противостоянии идеям либерализма. Обновление левой теории и практики это направление видит в далеко идущем сближении (а, быть может, даже слиянии) идей социализма и либерализма в рамках своеобразной социал-либеральной амальгамы.

Сторонники второго направления не отрицают необходимости инкорпорировать в систему социалистических ценностей все то, что накоплено человеческой мыслью на протяжении 20 века, включая многие ценности, вошедшие в арсенал либерализма. Это тем более естественно, что социализм и либерализм, как совокупность взглядов и ценностные системы, вылетели, подобно птенцам, из одного и того же гнезда - идей и практики Просвещения. Однако они решительно против того, чтобы обновление левого теоретического багажа привело к потере им идентичности.

По их мнению, необходимо четко проводить различие между обновлением и поглощением. И если роль левой теоретической мысли будет сведена к тому, чтобы более элегантно и доступно излагать либеральные идеи, к тому, чтобы лучше и эффективнее реализовать либеральную политику, то каков смысл существования левой системы взглядов и левого политического движения? Слияние в экстазе далеко не идентичных ценностных систем могло бы иметь своим следствием лишь возникновение лакун на значительной части политического пространства. А, как известно, природа - и том числе политическая - пустоты не терпит.

Левые ценности, как и выражающие их теория и политические действия, нужны обществу как альтернатива существующему. И если они хотят выжить и утвердиться в общественном сознании и политической практике, то должны при всех модификациях сохранять свою альтернативность. Это, естественно, не должно мешать ни дискуссии с другими теоретическими направлениями, ни компромиссам, ни стратегическим и тактическим соглашениям.

2. Британские лейбористы: пути трансформации

Внешние и внутренние условия, в которых нынешние социал-демократические правительства Европы реализуют свои программы, значительно отличаются. Наиболее удачно обстоятельства складывались для лейбористской партии Великобритании (ЛПВ). Завоевание подавляющего парламентского большинства на выборах в 1997 г., стабильная ситуация в экономике, высокие рейтинги популярности лейбористов и лично Блэра позволили правительству почти беспрепятственно проводить свою политику и не слишком обращать внимание на критику слева и справа.

На свой счет новые лейбористы могут записать начатую ими уникальную серию конституционных реформ, поддержку страной социального раздела Маастрихтского договора, инкорпорацию Европейской конвенции по правам человека в британское законодательство, введение минимальной оплаты труда, прорыв в процессе мирного урегулирования в Северной Ирландии, умеренно-перераспределительный характер госбюджетов.

В экономике темпы роста невелики, но стабильны. В третьем квартале 1999 г. экономический рост составил 0,9% в отличие от 0,6% в предыдущем -- лучший показатель за прошедшие два года. В целом рост ВВП за год может достичь 2%, что выше более ранних прогнозов. Соответственно увеличиваются налоговые поступления, и правительство может рассчитывать на бюджетный профицит до 10 млрд. фунтов к концу текущего финансового года. Безработица находится на уровне 4%, т.е. на самом низком за 20 лет, что подтверждает эффективность правительственных программ по трудоустройству.

Кредитная ставка Банка Англии относительна низка (5,5%) и национальная валюта устойчива. Инфляция находится под жестким контролем. В конце октября прошлого года, согласно данным Банка Англии, она опустилась до 2,1%. Это ниже, чем официальный ориентир Банка, составлявший 2,5%, а если учитывать выплаты населения по ипотечным кредитам, инфляция впервые с 1963 г. составила 1,1%. Министр финансов Г.Браун заявил месяцем раньше, что при условии сохранения контроля над инфляцией рост британской экономики может достичь 2,75% в 2000 г. и 3,25% в 2001 г.

Однако идейные привязанности новых лейбористов вызывают все больше нареканий. Критики говорят, что Блэр занимается не модернизацией демократического социализма, а поиском альтернативы, и в доказательство приводят тот факт, что он не остановился на изменении партийного устава, из которого в 1994 г. был изъят пункт об общественной собственности на средства производства. Свою концепцию "третьего пути" Блэр выводит из соединения либеральной традиции индивидуальной рыночной свободы и лейбористской традиции социальной справедливости. В его трактовке понятие "равенства" ограничено "равенством возможностей".

Недоверчивое отношение к "третьему пути" определено и тем, что Блэр активно продвигает эту концепцию только с 1998 г. До того он ратовал (правда, не слишком настойчиво) за другие идеи -- "коммунитаризм" в 1995 г., "экономику совладения" в 1996. Такое непостоянство Блэра в прошлом вызывает некоторые сомнения в долговременности нынешней стратегии.

В последнее время Блэр не раз заявлял, что современная лейбористская партия должна быть сродни либеральной партии XIX в. при Гладстоне, которая, по его мнению, была широкой коалицией прогрессивных сил. Если во второй половине 1970-х годов создание элементов коалиции лейбористской и либеральной партий шло при идейном доминировании первой, то теперь сам лидер лейбористов выступает за существенную переориентацию партии на традиции либерализма.

Неудивительно, что такие взгляды наталкиваются на активное противодействие со стороны левого крыла партии и на глухое недовольство ее центра. В концепцию "третьего пути" не вписываются даже умеренные традиции демократического социализма Х.Гейтскела и Т.Кросленда. Последний в известной работе 1956 г. "Будущее социализма" выступил против дальнейшей национализации, но за развитие смешанной экономики и более справедливое распределение доходов в пользу бедных слоев населения.

Либерализм "по Гладстону" основывался совсем на ином. Его электорат привлекали лозунги свободной торговли, "государства -- ночного сторожа", минимальных налогов и самопомощи. В начале XX в. либеральная партия была вынуждена пересмотреть эти принципы в пользу буржуазного реформизма. Появилось понятие "нового либерализма". Критики Блэра указывают на то, что либеральное наследие реабилитируется не впервые. Сама М.Тэтчер любила рассуждать о "викторианских ценностях". Значительные неудачи тэтчеризма ставят под сомнение правильность избранных Блэром идейных ориентиров.

Опасения в отношении неолиберального крена в политике новых лейбористов получают подтверждение на практике. Усиливается тенденция по изменению универсального характера социального обслуживания. В реформировании "государства благосостояния" акцент смещается на принципы "селективности", "оценки нуждаемости". По этому поводу уже произошли серьезные столкновения в парламентской фракции лейбористов. Например, в 1997 г. "восстание заднескамеечников" случилось после того, как правительство выступило с инициативой сократить пособия одиноким родителям. Недовольство было настолько сильным, что правительству пришлось идти на попятную.

Ситуация повторилась в ходе принятия закона о социальном и пенсионном обслуживании. В нем нашел воплощение центральный для программы правительства проект по модернизации "государства благосостояния". Новые лейбористы еще до выборов 1997 г. широко разрекламировали свое стремление "мыслить о немыслимом", модернизировать систему социального обеспечения. В мае 1999 г., при втором чтении законопроекта в нижней палате парламента, вместе с оппозицией "против" проголосовали 67 депутатов-лейбористов, сведя большинство правящей фракции с 177 до 43 голосов. Они усмотрели в предлагаемых мерах желание министерства финансов урезать государственные расходы за счет социально незащищенных слоев населения. Особенный протест вызвало намерение правительства ввести элементы "оценки нуждаемости" при выдаче пособий по нетрудоспособности и инвалидности. Опасаясь увеличения числа противников законопроекта, министр социального обслуживания А.Дарлинг вынужденно пошел на ряд уступок. Однако при третьем чтении законопроекта (ноябрь 1999 г.) "восстание заднескамеечников" повторилось, хотя их число и снизилось до 54. Не менее упорное сопротивление правительство встретило и в палате лордов. Закон все же был принят, но предварявшие его дебаты стали тревожным сигналом для Блэра.

В конце сентября 1999 г. прошла очередная ежегодная конференция лейбористов, совпавшая со 100-летним юбилеем образования ЛПВ. Показательно, что, несмотря на круглую дату, это событие было отмечено более чем скромно: руководители партии и члены кабинета в своих речах лишь скупо упоминали о нем, а Блэр из всех его предшественников назвал только основателя партии К.Харди. Единственной юбилейной акцией стало выступление бывшего председателя ЛПВ Т.Соера с демонстрацией видеоклипов по истории лейборизма.

Не секрет, что Блэр относится к этой истории довольно скептически. По его мнению, лейбористы в прошлом, неоднократно добиваясь власти, упускали возможность надолго удержать ее и ни разу не правили два полных срока. В результате они управляли страной в общей сложности только 22 года из 100. Гораздо чаще в своих выступлениях и интервью Блэр выказывает симпатии либералам-реформаторам Гладстону, Ллойд-Джорджу, Бевериджу, а не лейбористским деятелям. Нередко премьер-министр признавал и необходимость ряда реформ, проведенных Тэтчер, одиозной фигуры для левого крыла ЛПВ.

Общество в XXI в., считает Блэр, будет основано не на привилегиях и классовых различиях, а на принципе "равноценности каждого". "Классовая война окончена, - провозгласил он, -- но борьба за настоящее равенство только началась". Блэр прямо заявил, что в прошлом действия партии были "скованы идеологией". При оценке будущего "новых радикалов" на осуществление их планов он отвел, по крайней мере, 20 лет.

Блэр -- далеко не первый лидер лейбористов с такими претензиями. "Тори мы желаем полного исчезновения, а лейбористскому правительству - 25 лет правления. Мы не можем успеть сделать все необходимое за пять лет", -- говорил К.Эттли. Г.Вильсон намеревался создать дееспособную электоральную базу на основе рабочего и среднего классов для полного отстранения консерваторов от власти, и скоропалительно присвоил лейбористам титул "естественной партии власти". Нынешнему лидеру ЛПВ еще предстоит доказать, что лейбористы пришли во власть надолго и что его "леволиберальный проект" жизнеспособен.

3. Германская социал-демократия: "традиционалисты" против "модернизаторов"

На парламентских выборах в сентябре 1998 г. СДПГ, набрав 41% голосов, прервала 16-летнее правление правой коалиции ХДС/ХСС и свободных демократов и образовала с партией зеленых левоцентристское правительство. Символичным был проигрыш по мажоритарному округу самого Г.Коля, который прошел в парламент только по партийному списку. Правящая коалиция, впервые в истории страны принявшая на федеральном уровне такую конфигурацию, обладала поначалу большинством в обеих палатах парламента и, благодаря союзу с зелеными, не зависела от правых партий. Правда, выборы не принесли ей подавляющего преимущества, которого добились лейбористы в Англии. Уже в феврале 1999 г., после поражения на земельных выборах, правящая коалиция теряет контроль над бундесратом.

До последнего времени германская экономическая политика руководствовалась принципами, изложенными в Законе о стабильности и росте 1967 г., где были провозглашены четыре основополагающие цели: постоянный экономический рост, ценовая стабильность, положительный баланс госбюджета и высокий уровень занятости. Предвыборная платформа СДПГ, отражая эти принципы, делала упор на вопросах занятости, увеличения государственных инвестиций, восстановления сокращенных христианскими демократами ассигнований в социальную и пенсионную системы, заботу об экологии.

Безработица стала "ахиллесовой пятой" Г.Шрёдера. Вопреки предвыборным обещаниям создать 100 тыс. новых рабочих мест, при социал-демократах безработица перевалила уже за 4 млн. чел. - 11% трудоспособного населения. Если в западной Германии показатель безработицы составил 9%, то в восточной - около 20 (4). Нет и ожидавшейся отдачи от "Пакта занятости" -- круглого стола с участием правительства, профсоюзных лидеров и работодателей, организованного для решения этой проблемы. Уже в начале 1999 г. "медовый месяц" правительства и электората закончился волной забастовок, где требовали повышения оплаты труда.

Остро стояла проблема нехватки иностранных прямых инвестиций в экономику страны. Основную вину за это деловые круги возлагали на высокие налоги, сбор от которых составлял 42% ВВП, и дороговизну рабочей силы. Все больше не только крупных, но средних и мелких компаний - главного генератора послевоенного германского экономического чуда -- переводили свои операции за рубеж.

Негативная тенденция наблюдалась и в сфере экономического роста. За три первых квартала 1999 г. он составил 0,3%, тогда как в начале года прогнозировались 2 -- 3 %. Соответствующие показатели Англии и Франции -- 1 и 2% (5). Отсутствие положительных сдвигов в решении проблем безработицы и экономического роста свело на нет даже позитивный для правящей коалиции эффект увеличения детских пособий и отмены проведенного в 1997 г. предшествующим правительством сокращения пенсий и выплат по болезни на 450 млн. дол. К тому же германское общественное мнение, в отличие, например, от британского, не симпатизирует идее повышения государственных расходов, которые в Германии составляют около половины ВВП. Если в Англии население в целом считает приемлемым некоторое увеличение налогообложения, то в Германии, где отчисления по социальному страхованию значительно выше, а верхняя ставка подоходного налога еще недавно составляла 51%, популярны лозунги его снижения.

Центральная немецкая печать (журнал "Шпигель", одно время симпатизировавший социал-демократам, "Ди Цайт" и др.) обвиняла социал-демократов в неэффективной и бессодержательной политике. Подобные обвинения оппозиция бросала и новым лейбористам в Англии, но в Германии они имели больше оснований. Помимо проблемы безработицы, правительство отступало и по другим целевым направлениям, которые должны были подтвердить его левую ориентацию. Так, Германия под давлением Вашингтона не стала поднимать вопрос о применении НАТО ядерного оружия первым; не реализовано также обещание отменить контракты с Англией и Францией по переработке ядерных отходов на территории Германии.

Между тем в СДПГ нарастало противостояние между "традиционалистами" и "модернизаторами". Оно было персонифицировано в разногласиях между О.Лафонтеном и Шрёдером, которые не ограничивались рамками германского правительства. В прессу просочилась информация, что в этой внутрипартийной борьбе на стороне канцлера активно выступили сторонники Блэра. Стало известно, что П.Мандельсону, в то время министру торговли и промышленности в кабинете лейбористов, было поручено разработать совместно с Б.Хомбахом, главой аппарата Шрёдера, проект "третьего пути". Позже, в июне 1999 г., результатом данного сотрудничества станет декларация "Третий путь/Новый центр". Пока же в частных беседах Мандельсон распространял информацию, что Шрёдер был доволен его назначением, а Лафонтен -- нет. Некий высокопоставленный чиновник в правительстве Блэра подтвердил, что одной из целей проекта было усиление Шрёдера в противовес Лафонтену. "Никто не признается в этом, -- сказал он. - но дело обстоит так" (5).

Помимо идеологических, у лейбористов были и личные причины для закулисного участия в нейтрализации "красного Оскара". Лафонтен, уроженец приграничного с Францией региона Германии, свободно говорящий по-французски, выступал за укрепление оси Берлин -- Париж, что не нравилось Лондону. Шрёдер, напротив, склонялся к приоритетным отношениям с Англией. Лафонтен разделял взгляды Жоспена на то, что Европейский центральный банк должен иметь достаточные политические прерогативы, компенсирующие вмененный ему жесткий контроль над инфляцией. Он также являлся сторонником усиления роли "комитета Икс" -консультативного органа министров финансов 11 западноевропейских стран, согласившихся с введением единой валюты. А Британия, занявшая выжидательную позицию, тогда оказалась за его бортом.

Лафонтен стал мишенью для нападок со стороны большого бизнеса, правой прессы. Журнал "Штерн" охарактеризовал его как "неперестроившегося социал-демократа". Его называли "леваком", обвиняли в разбазаривании средств из госказны. Однако Лафонтен не был "старомодным левым". Он навлек гнев профсоюза рабочих-атомщиков, выступив с планом закрытия германских атомных электростанций, не был последователен в отстаивании необходимости пересмотра статей Маастрихтского договора, вводивших жесткие ограничения бюджетных дефицитов. В интервью журналу "Шпигель" Лафонтен высказался за пересмотр универсального характера выплат пособий по безработице в пользу адресного. Один из помощников Блэра прокомментировал: "Некоторые бросаются в крайность и представляют Лафонтена как кейнсианца-левака, но он всего лишь хотел снизить кредитную ставку Бундесбанка" (6).

Отставку Лафонтена в марте 1999 г. расценили как сильный удар по левому крылу партии и неблагоприятный знак для зеленых, которым предрекалось медленное угасание в качестве коалиционного партнера СДПГ. Прогнозировалось также усиление сторонников "большой коалиции". Германскому канцлеру теперь была открыта дорога для сближения с Англией. Последующие события на Балканах, совместное выступление Блэра и Шрёдера по идеологии в июньской Декларации подтвердили эти прогнозы. Лафонтен не надолго ушел в тень. Его книга "Сердце бьется слева", вышедшая в октябре 1999 г. за два месяца до конгресса СДПГ, произвела эффект разорвавшейся бомбы. В книге были раскрыты не только внутриполитическая борьба в СДПГ между "традиционалистами" и "модернизаторами", но и общеевропейские противоречия в рядах социал-демократии. Идейные различия в СДПГ, согласно Лафонтену, были настолько сильны, что реальным стал ее раскол. Многие посчитали такие предположения скоропалительными, но несомненно, что в книге "красного Оскара" нашла отражение проблема растущего идейного размежевания в рядах западноевропейской социал-демократии. Учитывая, что Лафонтен по-прежнему имеет многочисленных сторонников не только в СДПГ, но и в кругах европейских левых, значение указанной публикации выходит далеко за рамки произведения отдельного политика.

Из-за растущего массового недовольства положением дел в экономике Шрёдер в конце июня 1999 г. предпринимает решительные действия. Занявший место Лафонтена в правительстве Г.Айхель обнародует меры по оздоровлению экономики, которые канцлер называет "самым большим пакетом реформ в истории Федеративной Германии". Каково же было удивление профсоюзов и "традиционалистов" в СДПГ, когда выяснилось, что суть реформ -- значительное сокращение бюджетных расходов. Были также приятно удивлены христианские демократы, обнаружив значительное совпадение объявленных мер с теми, что сами предлагали в бытность партией власти, но тогда их начинания были заблокированы СДПГ.

"Традиционалисты" встретили планы правительства в штыки, обвинив его в забвении ценностей социальной справедливости и равенства. Они расценили их как односторонние уступки большому бизнесу, как неспособность правительства, находящегося под контролем "модернизаторов", решать германские проблемы в рамках европейской модели социального рынка. Предлагаемые в свое время Лафонтеном и Жоспеном меры по пересмотру жестких критериев финансово-экономической интеграции стран ЕС (особенно требований к размерам бюджетных дефицитов) были провалены европейскими финансовыми лобби еще в 1998 г. Теперь руководству СДПГ не осталось ничего иного, как позаимствовать некоторые идеи из набора "экономики предложения", частично компенсируя их щадящими по отношению к социально незащищенным слоям населения мерами, например, повышением семейных пособий.

Реакция населения страны на югославские события и новую экономическую политику правительства проявилась на земельных выборах, прошедших в Сааре, Бранденбурге, Тюрингии и Берлине осенью 1999 г., -- везде СДПГ потерпела неудачу. Результаты выборов обнаружили не только усиление противоречий внутри СДПГ и общее падение ее популярности, но и полевение регионов страны, расположенных на территории бывшей ГДР, где многие ощущают себя гражданами "второго сорта". Осенью 1999 г. безработица в Берлине составляла 16%, со времени объединения город потерял 400 тыс. рабочих мест только в промышленном секторе. В 1998 г. экономика столицы сократилась на 0,3%, а в первую половину 1999 г. -- на 0,8%.

Новый генеральный секретарь СДПГ Ф.Мунтеферинг, комментируя результаты выборов, отнес поражение своей партии на счет спорной правительственной программы реформ: "Результаты огорчают, но могло быть и хуже. Мы продолжим нашу политику и попытаемся лучше разъяснить ее избирателям на берлинском конгрессе партии в декабре" (7). Он также признал, что книга Лафонтена, отрывки из которой были опубликованы перед выборами, "нарушила равновесие в партии". Ее руководство возлагало на конгресс большие надежды. От того, как воспримет его население, удастся ли остановить дрейф в противоположные стороны "традиционалистов" и "модернизаторов", зависят не только результаты земельных выборов в Шлезвиг-Гольштейне в феврале и в Северной Рейн - Вестфалии в мае 2000 г., но и электоральные судьбы СДПГ как партии власти в целом.

4. ФСП: политика реформирования

Благоприятнее складывалась ситуация для французского премьера Л. Жоспена, лидера Французской социалистической партии (ФСП) после победы на парламентских выборах в мае 1997 г., хотя он был вынужден руководить страной совместно с правым президентом Ж.Шираком. Доставшаяся ему экономика была в неплохом состоянии. Несмотря на давнюю неолиберальную критику Франции за "дирижизм" в экономике, темпы роста ВВП страны с 1994 г. были неизменно выше, чем у Германии, а производительность труда в 1997 г. превзошла показатели не только Германии и Англии, но и США (8). Еще в 1969 г. Франция обогнала Англию по показателю дохода на душу населения и по сей день, сохраняет это преимущество.

В 1997 г. Жоспен обещал прекратить приватизацию госпредприятий, пересмотреть условия Соглашения о росте и стабильности в ЕС, вводившего лимит в 3% на бюджетный дефицит стран-участниц, а также намеревался создать в госсекторе 350 тыс. новых рабочих мест, сократить продолжительность рабочей недели с 39 до 35 часов. На практике политика нового премьера была не столь смелой. Однако, уступив многим требованиям реальности, он остался достаточно прочно связанным с социал-демократическими принципами французского образца. Политика Жоспена приобретала все более компромиссный характер по той же причине, по которой за последние годы заметно поправели британские лейбористы - попытка привлечь голоса нетрадиционных для левоцентристских партий избирателей.

Социалистов поддержала значительная часть обычного электората правоцентристских партий. Новый премьер оказался перед необходимостью лавировать между левыми партнерами по коалиции и традиционалистами в ФСП, а также строже учитывать интересы среднего класса, чья поддержка необходима для повторной победы ФСП. Политика правительства вобрала в себя несвойственные ей в прошлом элементы. Жоспен однажды заявил: "Да -- рыночной экономике, нет -- рыночному обществу".

При социалистах быстрыми темпами продолжилась приватизация. Частично были распроданы пакеты акций компаний, бывших некогда бастионами госсектора экономики ("Эр Франс", "Франс Телеком", "Сосьете Женераль", "Эльф" и др.). За 18 месяцев пребывания у власти левоцентристское правительство денационализировало больше госпредприятий, чем его правые предшественники за два года, и согласилось с созданием частных пенсионных фондов. Были продолжены рыночные реформы и в здравоохранении (вплоть до угрозы санкций против врачей, неэкономно расходующих государственные средства). Жоспен, к раздражению своих левых коллег, объявил о планах сокращения расходов государства с 54% ВВП (один из самых высоких показателей в ЕС) до 51% и о дальнейшем снижении бюджетного дефицита с 3% до 1% к 2002 г. Вместе с тем премьер, несмотря на прессинг со стороны деловых кругов, выполнил обещание о введении 35-часовой рабочей недели без сокращения зарплаты.

В 1998 г. экономика Франции была на подъеме: ВВП возрос на 3,1% -- наилучший показатель за десятилетие; с 12,6% до 11% сократилась безработица. Правящая коалиция без больших политических и финансовых потерь урегулировала крупные забастовки водителей грузовиков, пилотов "Эр Франс", учителей и врачей.

Однако начало 1999 г. принесло неприятности. Экономические показатели ухудшились. Прогнозы предсказывали рост ВВП в 1999 г. не более чем на 2%, безработица застыла на отметке 11%. Правительство могло отчитаться лишь за создание 150 тыс. рабочих мест вместо 350 тыс. обещанных. Принятие закона о 35-часовой рабочей неделе, что по планам правящей коалиции должно было благоприятно сказаться на показателях занятости, не принесло ожидаемой отдачи.

Правые партии воспряли после раскола в Национальном фронте Ж.-М.Ле Пена. Повысилась популярность президента и его позиций в голлистской партии. Опросы общественного мнения по-прежнему демонстрировали высокую популярность Жоспена как премьера - свыше 60%, но в президентском рейтинге он стал уступать Шираку. В преддверии европейских выборов усилились разногласия в правительстве. Коммунисты и зеленые болезненно воспринимали тональность высказываний Жоспена, напоминающую стиль Блэра. Теперь, вместо прежней критики "издержек экономического либерализма", он заявлял: "хорошо то, что работает" (9), а социалисты при верности своим целям должны быть гибкими в средствах их достижения. В ответ на призывы слева ускорить социальные реформы он, подобно Блэру, призывал к терпению. "Правительство не может строить свои планы с перспективой на один-два года, - говорил Жоспен. - Нельзя идти вперед, смотря себе под ноги".

Нужную поддержку Жоспен получил осенью 1999 г. в сфере экономики. Неблагоприятные прогнозы начала года не сбылись. Теперь рост ВВП ожидался примерно в 2,3% и 3% -- в 2000 г. Вновь стала снижаться безработица. В результате ускорения экономического роста появилась перспектива снижения бюджетного дефицита с 2,2% в 1999 г. до 1,8% в 2000 г., что позволяет правительству снизить налоги и отчисления в социальные фонды, одни из самых высоких среди развитых стран. В 1997 г. эти два показателя составили во Франции 46,1%, а в Англии - 35,9% (5). В сентябре правительство обнародовало бюджет, предусматривающий, с одной стороны, сокращение налогов на 39 млрд. франков, с другой -- увеличение на 4,3% расходов на "занятость и солидарность" и на 3,3% на образование.

Одним из недавних примеров лавирования Жоспена между интересами разных слоев общества стала ситуация вокруг "Мишлен" -- крупнейшей французской компании по производству автопокрышек. Руководство фирмы объявило об увольнении к 2003 г. 7500 человек (10% своих европейских рабочих) в целях повышения производительности труда. Однако прибыль "Мишлен" только в первом полугодии 1999 г. увеличилась по сравнению с прошлым годом на 17,3% (10). По слухам, попытка сокращения сотрудников была местью со стороны компании за принятие закона о 35-часовой рабочей неделе. Жоспен в резкой форме осудил решение об увольнениях: "Государство должно поднять свой голос в защиту иных решений". Другие министры назвали действия "Мишлен" "скандальными" и "отвратительными". Показательно, однако, что правительство не предприняло практических действий в защиту прав рабочих. Жоспен вскоре стал говорить, что это -- дело профсоюзов и что "нельзя во всем полагаться на государство".

В дальнейшем сочетание рыночных и социальных элементов в политике правительства Жоспена может усилиться. Но если премьер-министр считает их взаимодополняющими, то его коллеги слева -- плохо совместимыми. Несмотря на эти противоречия, Жоспен, в отличие от Шрёдера, полностью контролирует ситуацию в своей партии и признан единственным кандидатом левых, способным не только привести социалистов к повторной победе, но и бросить вызов Шираку на президентских выборах в 2002 г. Вряд ли существенные изменения претерпит и экономическая политика Жоспена после того, как в начале ноябре 1999 г. в результате финансового скандала подал в отставку приближенный к нему министр финансов Д.Строс Кан.

5. "Третий путь" Европы

Ведущую роль в пересмотре социал-демократической идеологии играет Т.Блэр. Им движут не только идейные соображения, но и стремление вывести Великобританию из полуизоляции в ЕС, в которой она очутилась при скептически настроенных к нему тори. Широкую известность получила концепция "третьего пути" Блэра, активно популяризируемая им у себя в стране и за рубежом. “Третий путь" прочно вошел в европейский политический лексикон, но встретил далеко неоднозначную реакцию. Если в Германии идея привилась, трансформировавшись в "новый центр" Г.Шрёдера, то во Франции была отвергнута руководством правящей коалиции, которое усмотрело в ней вариант умеренной "англосаксонской модели".

В этом есть доля правды, учитывая большую идейную близость Блэра и Клинтона. Она объясняется не только традиционными "особыми отношениями" между двумя странами и личной симпатией, но и схожими чертами политических карьер двух лидеров: оба пришли во власть как представители молодого поколения, прервавшего многолетнее правление правых; оба выступают с умеренно центристских позиций, отказавшись от многих левых идей и претендуя на роль изобретателей новой прогрессивной идеологии.

Однако верно и то, что социал-демократические идеи континентальной Европы по-прежнему ближе той части Британии, что поддерживает Блэра, чем индивидуалистические традиции Америки. Считающееся в Британии само собой разумеющимся невозможно в США, и наоборот. Блэр без особого труда добился запрещения всех видов легкого огнестрельного оружия, для Клинтона это остается недосягаемой целью. Провалом закончились попытки Клинтона гарантировать всеобщее медицинское страхование, тогда как Национальная служба здравоохранения является неотъемлемой частью жизни Англии с 1948 г. С 1996 г. в США матери-одиночки теряют право на получение пособий по трудоустройству, если в течение двух лет не начинают работать, Блэр же получил "восстание заднескамеечников" в собственной парламентской фракции при проведении решения о небольшом сокращении таких пособий.

Авторство "третьего пути" приписывают Блэру. В свое время это понятие было заимствовано советником Белого дома С.Блюменталем и с успехом использовано в концепции Клинтона, провозгласившем "конец эры Большого правительства". Клинтон и Блэр вовлекли в дискуссию о "третьем пути" руководителей других левоцентристских партий, проявив готовность к обмену мнениями и с представителями других партий. Например, Блэр пытался привлечь к участию в дискуссии правого испанского премьера Х.-М. Азнара.

Состоялся ряд "семинаров" под эгидой Вашингтона. Летом 1998 г. в Нью-Йорке вопросы новой идеологии обсуждались Клинтоном, Блэром и Р. Проди. К ним собирался присоединиться шведский премьер Г.Персон, но не смог из-за выборов. В апреле 1999 г. круг участников "семинара" расширился. К Блэру и Клинтону в Вашингтоне добавились Шрёдер, итальянский и голландский премьеры М.Д'Алема и В.Кок. Обсуждался вопрос: "Как обеспечить процветание и стабильность в условиях происходящих в мире экономических и социальных изменений?" К участию в следующем "семинаре" проявили интерес Финляндия, Португалия и Канада. Показательно, что Жоспен отклонил приглашение на апрельскую встречу (11), где Блэр находился в центре внимания. Он предложил свою излюбленную трактовку социал-демократических ценностей: государство должно заниматься не "отжившим корпоратизмом", а вопросами образования, повышения квалификации, технологического развития, поддержкой малого бизнеса и предпринимательства - в этом состоит ценность "равенства возможностей". Концепция гражданского общества должна основываться на ценности ответственности. Третья ценность активного сообщества подразумевает диверсификацию коллективных форм взаимодействия в обществе - от государственных структур до добровольных организаций. Примечательно, что в данном ряду ценностей отсутствуют социальная справедливость и солидарность.

Одним из результатов регулярного обсуждения лидерами левоцентристских партий идейной проблематики стала декларация Блэра и Шрёдера "Третий путь/Новый центр", выход которой 8 июня 1999 г. был приурочен к выборам в Европейский парламент. Документ был обнародован во время визита Шрёдера в Лондон. Его авторы -- ближайшие к лидерам советники Мандельсон и Хомбах. По существу в декларации была заявлена платформа правого крыла европейской социал-демократии -- сочетание элементов англосаксонского подхода к экономике с традиционными ценностями социал-реформизма при доминировании первых.

На фоне декларации контрастно выглядел манифест партии европейских социалистов, приуроченный к евровыборам. Хотя он был составлен от имени всех левоцентристских партий, в нем преобладал традиционный социал-демократический подход: "да" -- рыночной экономике, "нет" -- рыночному обществу; поддержаны социальная модель рынка, усиление контроля за мировой финансовой системой, увеличение прямых инвестиций в экономику.

На выборах в Европарламент 10 -- 13 июня 1999 г. избиратели недвусмысленно отдали предпочтение альтернативе развития, предложенной левой социал-демократией. СДПГ и ЛПВ терпят серьезное поражение, а выиграли правые партии. Тем самым население ЕС проявило недовольство позицией своих правительств в ходе действий НАТО против Югославии и негативное отношение к их неолиберальному крену, получившему идейное оформление в декларации "Третий путь/Новый центр". Похоже, что ее публикация привела к результатам, противоположным тем, на которые рассчитывали Блэр и Шрёдер.

По итогам выборов в Европарламент СДПГ лишается 7 мандатов, а ЛПВ - 33; потерей 1 депутата отделываются итальянские левые демократы. В результате этих неудач фракция социалистов в Европарламенте, до тех пор самая многочисленная, уступает первенство правоцентристам - европейской народной партии. Во Франции, а также в Португалии, где у власти находятся социалисты во главе с А.Гутеррешем, ситуация была иной. Французские социалисты добились наилучших результатов среди левоцентристских партий ЕС, увеличив свое представительство на 6 депутатов. Значит, план "Демократического социализма" Жоспена получил более сильную поддержку, нежели правый социал-демократический проект Блэра и Шрёдера.

В ноябре 1999 г. во Флоренции состоялся последний в том году "семинар" социал-демократических лидеров с обсуждением темы "Реформизм в XXI веке". На сей раз Жоспен присоединился к другим участникам. Присутствовали также Проди и президент Бразилии Ф.Кордозу. Центром дискуссии были вопросы глобализации, реформирования "государства благосостояния", экономического роста и социальной справедливости. Эта встреча не принесла новых существенных результатов. Как и раньше, были проявлены неолиберальные подходы США и тяготеющая к ним леволиберальная позиция Британии, принципы континентальной модели социал-демократии, которые наиболее последовательно отстаивает Жоспен, и промежуточная позиция Шрёдера и Д'Алема.

Жоспен предложил свое видение проблем в манифесте "Новый альянс", который фактически был ответом на июньскую 1999 г. декларацию Блэра и Шрёдера: роль социал-демократии заключается в уравновешивании потребностей капитала и рабочих, а необходимость защиты интересов последних особенно важна в эпоху глобализации. Один из главных составителей этого документа французский сенатор Г.Вебер пояснил в интервью, что главное отличие французского социализма от нового лейборизма -- острый критический подход к современному капитализму. В манифесте Жоспена провозглашалось: "цель социалистов -- добиться в общественном сознании победы идеи перераспределения".

Позиции левого крыла европейской социал-демократии укрепились в ходе XXI конгресса Социнтерна, прошедшего 8 -- 11 ноября 1999 г. в Париже под лозунгом "За более человечное общество, за более справедливый мир". Пост президента Социнтерна остался за представителем левого крыла европейской социал-демократии -- он перешел от П.Моруа к А.Гутеррешу. Одним из центральных документов конгресса стала "Парижская декларация" (12), в которой дана негативная оценка модели глобализации, основанной на принципах "неолиберализма и неоконсерватизма", высказана глубокая озабоченность побочными эффектами неконтролируемого процесса глобализации, ведущими к "крайнему усилению неравенства между государствами", "угрозе насаждения культурной однородности", угрозе целым народам со стороны спекулятивного финансового капитала. В декларации предлагается глубоко реформировать мировую экономическую и финансовую системы на принципах транспарентности, подотчетности, регулируемости, демократичности. В центре документа -- тезис о ключевой роли государства в борьбе с "рыночным фундаментализмом", который ведет к "опасному усилению индивидуализма, подтачивающему сферу общественных ценностей". В резком контрасте с леволиберальными идеями Блэра и Шрёдера находятся также призывы отказаться от "одержимого монетаризма", защитить "общечеловеческие права" на образование, здравоохранение, достойную старость, чистую окружающую среду, восстановить роль государства в функционировании транспортной, энергетической, телекоммуникационной и других общественно важных инфраструктур.

В принятой конгрессом заключительной резолюции говорится: "Когда мы оглядываемся на десятилетие, прошедшее после падения Берлинской стены, становится очевидным, что жестокий, эгоистичный либерализм не в состоянии гарантировать процветание широким массам населения". Высшим приоритетом провозглашен "человеческий капитал", тогда как рынок -- лишь инструмент служения обществу.

Европейский левоцентризм на распутье. Предлагаемые его представителями пути решения современных проблем во многом отличаются и зачастую трудно совместимы. Но глобализация является сильнейшим фактором, заставляющим разные течения социал-демократии активно искать точки соприкосновения во имя общих целей преобразования. Неудача этого поиска обернется более серьезными электоральными поражениями уже в 2000 г., а в перспективе приведет к новому снижению популярности левоцентристских предложений. За последние два года социал-демократической мысли удалось приобрести некий идейный и организационный каркас под условным названием "третий путь", который позволяет обкатывать свежие идеи и сближать разные точки зрения. "Третий путь", будучи изначально англо-американским изобретением, получил затем несколько иную интерпретацию в континентальной Европе.

Если раньше под "третьим путем" подразумевали "средний путь" между советским "реальным социализмом" и "ортодоксальным американским капитализмом", в чем состояла суть идейной программы воссозданного в 1951 г. Социнтерна, то после распада СССР и ускорения процессов глобализации его содержание связывается с рыночной парадигмой. "Третий путь" стал претензией на альтернативу устаревшей послевоенной модели социал-демократии, с одной стороны, и неолиберализму -- с другой.

Суть большинства попыток реализовать идеологию "третьего пути" сводится к поиску "золотой середины" между привлекательными сторонами североамериканской рыночной экономики с низким уровнем безработицы, но высоким уровнем социального расслоения, и континентальной европейской моделью с развитой социальной инфраструктурой, страдающей зато от хронической безработицы. Речь не идет об одномерном сдвиге социал-демократии вправо. Более объемное представление дает многомерная интерпретация ее современного идейного развития.

Блэр и "новые лейбористы", возглавляющие правое крыло европейской социал-демократии, видят выход в создании "радикального центра", "прогрессивной коалиции" на основе леволиберальной идеологии, а также предлагают -- в тандеме с США -- более умеренную версию англосаксонской модели капитализма. Шрёдер и "модернизаторы" в СДПГ симпатизируют им, но лишены такой же свободы маневра у себя в партии и в стране, которая была инициатором социальной модели экономики и является главным двигателем европейской интеграции.

В отличие от правых коллег, Жоспен и его партнеры по правящей коалиции уверенно чувствуют себя под сенью французского "дирижизма" и не спешат отказываться от социальных завоеваний континентальной модели рыночной экономики в пользу атлантической. Жоспен до сих пор повторяет, что ФСП является партией "демократического социализма", а не социал-демократии.

Между крайними позициями Блэра и Жоспена существует значительное пространство, в котором одни солидаризируются с правым вариантом (Шрёдер), другие -- с левым (Гутерреш, В.Вельтрони, Ф.Холланд), третьи занимают промежуточную позицию (Д'Алема).

Суть проблем, присущих всем интерпретациям "третьего пути", заключается в сложной задаче сочетания тенденции к индивидуализации и одновременного стремления людей жить в удобном для них обществе, обеспечивающем безопасность и социальную гармонию. До сих пор в рамках парадигмы "Я -- Мы" "первый путь" преувеличивал индивидуальное начало, а "второй" - коллективное. В последнее десятилетие именно индивидуализация превратилась в доминирующую тенденцию общественных изменений, что привело к значительной социальной дестабилизации.

На поиск "третьего пути" сильнейшее воздействие оказывает процесс глобализации. До недавнего времени он развивался всецело под влиянием неолиберальной идеологии. Однако 1998 г. обозначил определенный рубеж. Азиатский кризис, увлекший за собой также Бразилию и другие страны, крах экономических реформ в России, неспособность МВФ, других международных институтов созидательно использовать мировые финансовые потоки, углубление неравномерности развития стран "золотого миллиарда" и третьего мира показали пагубность рыночного фундаментализма не только для наций-государств, но и в мировом масштабе. Безальтернативность свободной рыночной модели оказалась мифом. Эти негативные примеры предоставили сторонникам левой умеренной мысли новые доказательства справедливости их скептического отношения к неолиберальному наследию 1980-х годов.

Растущее в Европе осознание истинных геостратегических причин агрессии НАТО против Югославии, тесно увязанных с неолиберальной моделью глобализации, результаты конгресса Социнтерна в Париже в ноябре 1999 г., фактический провал декабрьской конференции Международной торговой организации в Сиэтле открывают новые перспективы для укрепления позиций левого крыла европейской социал-демократии.

Заключение

Курсовая не претендует на полноту изложения. Рассмотрены поиски и выводы не всех, а только наиболее крупных европейских социал-демократических партий.

Внимание было уделено лишь самым острым проблемам, оказавшимся ныне в центре внимания социал-демократических теоретиков и политических деятелей. В действительности таких проблем гораздо больше.

Кроме того, в силу определенного объема, в курсовую работу не попали некоторые материалы, связанные с социал-демократией в России и в ряде других стран.

Внимание было уделено лишь самым острым проблемам, оказавшимся ныне в центре внимания социал-демократических теоретиков и политических деятелей. В действительности таких проблем гораздо больше.

Некую неопределенность создает характерный для нашего времени ускоренный ход событий. Очередной всплеск научно-технической революции, интенсивная глобализация, порожденные ею противоречия, глубокие геополитические сдвиги, преобразуют политический процесс, способствуют постоянной смене действующих лиц и декораций, и, не снимая старых проблем, создают множество новых. Все это вносит коррективы в политику политических партий, как правых, так левых, требует новых поисков и, соответственно, ответов.

Тем не менее, как мне представляется, основной стержень изложенного выше не потеряет своего значения на протяжении лет, а то и десятилетий. Несмотря на специфику отдельных стран, а тем более континентов, налицо ряд общих закономерностей, которые накладывают свой отпечаток не только на конъюнктурные процессы, но и на долгосрочное развитие современных обществ, а, следовательно, и политических движений, в том числе социал-демократии. Именно на эти закономерности и было обращено главное внимание в курсовой.

Список литературы:

1. Ястржембский С.В. Социал-демократия в современном мире.- М.: Знание, 1991

2. Галкин А.А. Европейская социал-демократия: проблемы и поиски М.: 2001.

3. Социал-демократия в Европе на пороге 21 века. - М.: ИНИОН ран 1998г.

4. http. // www. spd.de. Wahlprogramm.

5. Амплеевой А.А., .Диманиса М.Д и Шаншиевой Л.Н. Объединенная Германия: десять лет". М., 2001.

6. А.Н. Байкова. Специфика социального равновесия на фоне неолейбористской модели. В: Обновление и стабильность.в современном обществе. М. 2000.

Приложения

ОСКАР ЛАФОНТЕН

Краткая биография

родился в 1943 году. Учился в университетах Бонна и Саарбрюккена, по образованию -- физик.

В 1976--1986 годах -- обер-бургомистр Саарбрюккена, С 1985 года -- премьер-министр земли Саар.

В 1977 году избран председателем организации Социал-демократической партии Германии (СДПГ) земли Саар. С 1981 года -- член Правления и Президиума СДПГ. В1987 году избран заместителем председателя СДПГ. На объединительном съезде СДПГ в сентябре 1990 года избран кандидатом на пост федерального канцлера единой Германии.

-- член Правления

ТОНИ БЛЭР

Краткая биография

Энтони Чарльз Линтон Блэр родился 6 мая 1953 года в г. Эдинбург.

Окончил школу Хористерс в Дареме, Эдинбургский колледж Феттес и юридический колледж Святого Джона в Оксфорде.

Женат на Шери Бут с 1980 года. Имеет четверых детей.Жена - юрист.

1976-1983 гг. - получил юридическую лицензию, работал юристом в сфере занятости и промышленности.

1983 г. - избран членом парламента от своего округа.

1985 г.- выдвинут оппозицией в качестве спикера по вопросам казначейства.

1987 г.- становится заместителем спикера по делам торговли и промышленности, отвечающего за потребительский рынок и Сити.

Октябрь 1988 г. - избран в "теневой кабинет", где становится министром знергетики, возглавляя оппозицию от Лейбористской партии в комиссии по приватизации в сфере электрофикации.

1989 г. - становится министром "теневого кабинета" по вопросам занятости, внес значительный вклад в расширение прав профсоюзов.

1992 г. - назначен министром внутренних дел "теневого кабинета".

Сентябрь 1992 г. - выбран в Национальный исполнительный комитет лейбористской партии. Председательствует в партийном комитете конституционных реформ и принимает активное участие в развитии позитивного отношения партии к вступлению страны в ЕС, одновременно налаживая партнёрские отношения с администрацией Клинтона.

В июле 1994 г. - после смерти Джона Смита, избран главой Лейбористской партии.

С 1997 г. - возглавляет правящую партию. После выборов 1 мая, становится премьер-министром Великобритании.

ГЕРХАРД ШРЕДЕР

Краткая биография

Герхард Шредер родился 7 апреля 1944 года в бедной протестантской семье в городе Моссенбурге (Нижняя Саксония). Его отец погиб на войне. Детей в семье Шредеров было пятеро, их воспитывала мать, она работала уборщицей.

Когда Герхарду Шредеру было 14 лет, он был вынужден покинуть школу и пойти работать младшим продавцом. Позднее он поступил в Геттингенский университет (юридический факультет), который он закончил в 1976 году.

По окончании университета Шредер стал работать юристом, с 1978 по 1990 год у него была частная юридическая практика в Ганновере.

С 1963 года Шредер - активист социал-демократической партии (СПД). В 1978 году его избрали руководителем молодежной секции партии СПД. А в 1980 году он был впервые избран в Бундестаг, нижнюю палату германского парламента.

Сначала Шредер сотрудничал с ультралевым крылом СПД, но постепенно его политические взгляды стали более умеренными. В течение 90-х годов он стал более позитивно относиться к деловой среде. Был членом наблюдательного совета компании "Фольксваген".

В 1986 году Шредер был руководителем фракции СПД в парламенте Нижней Саксонии. Потом стал работать в головной структуре партии СПД. Когда в 1990 году СПД вошла в коалицию с партией зеленых, Герхард Шредер стал министром-президентом земли Нижняя Саксония и оставался им до 1998 года.

В апреле 2000 года СПД выставила кандидатуру Шредера на пост канцлера Германии. СПД выиграла национальные выборы 27 сентября 2000 года, на чем фактически закончилась политическая карьера Гельмута Коля, который занимал пост канцлера в течение 16 лет.

ЖОСПЕН, ЛИОНЕЛЬ

Краткая биография

(р. 1937), премьер-министр Франции. Родился 12 июля 1937 в Медоне близ Парижа. В 1961 был допущен к учебе в Государственной школе управления, однако поступил в нее два года спустя после прохождения службы в армии. Окончив курс, Жоспен работал в экономическом отделе министерства иностранных дел, а с 1970 преподавал экономику в Университетском институте технологии в Париже. Примкнул к социалистам в 1971, обратил на себя внимание Ф.Миттерана, в 1977 был избран в Национальную ассамблею от округа Париж. После избрания Миттерана на пост президента был объявлен первым секретарем партии. После переизбрания Миттерана в 1988 Жоспен был назначен министром образования. В результате катастрофических для социалистов выборов 1993 объявил о своем уходе из политики, претендовал на пост в министерстве иностранных дел, однако получил отказ от тогдашнего министра Алена Жюпе.

В 1995 Жоспен был объявлен кандидатом социалистов на президентский пост, однако проиграл на выборах Жаку Шираку. Спустя два года ему удалось образовать коалицию из социалистов, коммунистов и зеленых, которая взяла верх на выборах 1997, победив коалицию Ширака и Жюпе, и Жоспен занял пост премьер-министра (вместо Жюпе).